Почему призывы казахстанской власти затянуть пояса так сильно раздражают людей, объясняет преподаватель КИМЭП Адиль Нурмаков.
«Нам обещали золотой век, а оказалось, что это золотое десятилетие. И мы его уже прожили», –написал недавно кто-то в моей Твиттер-ленте. Удивительная история казахстанской независимости — за двадцать пять лет, по-настоящему не избирая ни парламент, ни президента, ни акимов, пройти путь от экономической фрустрации до капиталистического бума и обратно.
Тучные годы нефтяного благополучия быстро заставили людей забыть о девяностых. Дефицит товаров и очереди, холодные батареи и душ с ковшиком из кастрюли, нехватка газа с готовкой на электроплитке в промежутке между веерными отключениями. Инфляция и обесценение тенге — национальная валюта, изначально выпущенная с максимальным номиналом в сотню, уже в первые два года получила купюру в двести, пятьсот и тысячу тенге, размножив на печатном станке грустный профиль аль-Фараби. Все это осталось в девяностых, и для большинства казахстанцев — глубоко в памяти. Воспоминания о том времени вытеснили планирование покупок и калькуляции выплат по кредитам.
Что важнее, о времени экономических трудностей забыли не только обыватели. Помнить о проблемах не их работа. Об этом забыли наши правящие элиты, которые полагались на общественный договор «послушание в обмен на продовольствие», но мало что сделали для того, чтобы экономический рост был устойчивым и продлил спокойное существование их «просвещенного авторитаризма». Счастливые годы спекулятивного роста мировых цен на нефть и увеличения ее добычи в Казахстане создали ощущение того, что это навсегда. Все разговоры о диверсификации были обречены — рынок идей и производства парализовала голландская болезнь. Если сформулировать этот диагноз, придуманный политологами еще в середине прошлого века, двумя простыми словами, то он будет звучать так: «Все купим».
Зачем производить самим — все продается. Зачем прилагать усилия — денег хватит на все. Так подумали нацинальные нефтяные компании, успевшие сменить не одно название, и стали скупать доли в совместных проектах и малоперспективные компании в Европе («у нас будет сеть автозаправок в Европе, ура!»). Так подумали во власти, пачками скупая через лоббистов на Кей-стрит конгрессменов и академиков, которые хвалили казахстанский путь, казахстанские выборы и советовали дать Нобелевскую премию мира первому руководителю молодой перспективной страны. Так стали появляться помпезные конгрессы и форумы — но уже как вторичный симптом типичного нувориша, одержимого статусностью и признанием. Также подумало и все население, закредитовываясь и перезакладывая свое имущество все больше и чаще.
В России драма развивалась по тому же сценарию и ведет теперь к печальной развязке — режим решил, что сможет экономически позволить себе и вооруженные конфликты, и еще одну холодную войну. В Казахстане, (на счастье) не имеющем истории империализма, правящие круги совершали только домашние ошибки, но от этого вера в «мудрость и дальновидность курса» пострадала не меньше. У элит возникла иллюзия, что воссоздана модель советской экономики с крупными социальными дотациями, обеспеченными нефтегазовым экспортом, которые позволят (опять же!) купить протестные настроения. До определенного времени это получалось — достаточно вспомнить первый тревожный звонок с ипотечным пузырем. Однако распад СССР был именно развалом интегрированных экономик, и на руинах не возникло нового «народного хозяйства». Политический климат становился по-советски суровее, но только к оппонентам режима, а не к чиновникам, проваливавшим одну госпрограмму за другой.
Сегодня власти тестируют разные способы борьбы с кризисом (отказываясь называть ситуацию этим словом), пытаясь найти деньги для решения проблем, стараясь не брать взаймы за границей (не считая Китая). Национализация пенсионной системы могла показаться правильным шагом в интересах населения, пока граждане не узнали, что их деньги могут использовать для латания фискальных дыр. Заимствуя опыт других стран, могут родиться новые идеи, например налог на депозиты. Но, ссылаясь на кризисные явления во всем мире, важно смотреть на причины мер строжайшей экономии там и здесь.
От Португалии до Греции, от Пуэрто-Рико до Кипра это становится следствием неспособности государств обслуживать свой долг. Часто эти меры навязывают им международные кредиторы. В большинстве этих стран есть верховенство закона и демократические выборы. Они не спасли от безответственности правящих партий, но помогают искать более эффективный выход под теперь уже бдительным присмотром общества. В Казахстане нет ни того, ни другого.
Нет кризиса с внешним и внутренним долгом, включая государственные и гарантированные государством обязательства. Долговая нагрузка на бюджет, на душу населения и в пропорции к ВВП далеки от катастрофических. Есть проблема эффективности экономики — и попытки решать ее в отсутствие эффективного и ответственного государственного аппарата, при нынешней коррумпированности и непотизме будут очень затруднены.
В 2013 году из уст первых руководителей государства впервые стали звучать призывы к экономии. Годом раньше Казахстан выиграл право проведения международной выставки EXPO-2017. Параллельно шла работа по продвижению олимпийской заявки. Форсирован проект строительства крайне дорогого в реализации курорта на Кок-Жайляу. Уже тогда возникли первые недоуменные голоса и протесты — ведь все это делалось на фоне менее фешенебельных инициатив по урезанию декретных выплат и повышению пенсионного возраста. Сегодня экономия стала главной темой в новостной повестке дня — так же, как полет казахстанского космонавта. Жажда статусности, желание дать людям повод для праздника и гордости не отпускают, как похмелье после золотого десятилетия.
Национализация и ручное управление в одних вопросах и объяснения необходимости свободного рыночного ценообразования в других — это признак отсутствия комплексного и последовательного понимания картины. Впрочем, учиться жить при рынке (по-настоящему, а не в диких девяностых и не в полурынке тучных лет) придется. И — да, учиться экономить тоже. Цены при рынке растут не сами собой — это отражает дефицит того или иного ресурса. Тогда все люди начинают экономить, а в свободном обществе — еще и развивать инновации, помогающие бороться с нехваткой ресурса. Именно это мы и видим сейчас с рынком энергоресурсов, так сильно сказывающимся на нас.
Но когда населению, половине которого не хватает зарплаты до конца месяца, говорят, что нужно экономить на всем и затягивать пояса, а тем временем сельские акимы покупают за государственный счет себе внедорожники по цене бюджета на ремонт дорог во всем районе, за который они отвечают, такие призывы будут вызывать только раздражение.
Автор: Адиль Нурмаков
Источник:http://ia-centr.ru/expert/21617/