|
Если с советским и постсоветским поколениями все было понятно, то с “суверенным поколением” никто не может предсказать, какие у него будут внешнеполитические приоритеты. |
Центральная Азия вступает в период внутренних перемен. Изменится социальный, политический и экономический облик региона. Сам термин “постсоветская Центральная Азия” в контексте демографических и поколенческих аспектов становится все менее актуальным. Нам нужно новое корректное определение, отражающее политическую и историческую идентичность меняющегося региона, считает аналитик по вопросам безопасности Тимур ШАЙМЕРГЕНОВ.
Кто придет к власти?
На фоне событий последних лет и особенно месяцев, когда в мире, регионе и нашей стране все чаще фиксируются тревожные тренды, вне широкого поля зрения остается другой, не менее важный вопрос, говорит заместитель директора Библиотеки Первого Президента РК – Лидера нации Тимур ШАЙМЕРГЕНОВ.
– Центральная Азия вновь выходит из тени мировой политики и превращается в одну из трендовых тем, которая сегодня обсуждается на большинстве авторитетных китайских, российских, американских, турецких и европейских площадок. Мы в нашем аналитическом центре готовим большой прогнозный проект – “Сценарии развития Центральной Азии до 2026 года”, который охватил целую экспертную сеть из всех стран нашего региона. И это позволило взглянуть на ситуацию шире и выявить определенные маркеры изменений, – рассказывает эксперт.
Сейчас, говорит собеседник “КАРАВАНА”, регион погружается в период большой трансформации, когда изменения происходят не под влиянием извне. Например, в этом году мы празднуем 25 лет независимости, а в следующем вступаем во второй демографический цикл.
– За эти четверть века у нас родились, выросли, получили образование и начали работать совершенно новые люди, которые не имеют отношения к Советскому Союзу, советской истории вообще. Кроме своих родителей, никакой связи с прошлым они не имеют. Через 10 лет этим людям будет 35 – по меркам Центрально-Азиатского региона в этом возрасте становятся руководителями высокого уровня, которые заняты в процессе выработки и принятия управленческих решений, – замечает Тимур Шаймергенов.
Это, в частности, означает дальнейшее обновление правящего класса и возможные изменения в векторах развития отдельных стран региона. И сейчас встает серьезный вопрос: а кто эти новые, подрастающие люди, какие ценности они в себе несут?
– Если с советским и постсоветским поколениями все было более или менее известно и понятно, то в отношении “суверенного поколения” никто не может предсказать, какие у него будут внешнеполитические приоритеты и в целом политико-управленческие подходы, как оно будет себя вести. А если же посмотреть шире, то в итоге через 5–10 лет это поколение молодых людей в ЦА, по сути, с 1990-х годов выросшее “без отцов”, будет участвовать в жизни своих стран. При этом мало кто знает и изучает, какие ценности в их умах, какие цели они будут преследовать в своей жизни и как все это отразится на дальнейшем развитии региона. В этом – огромный вызов. Как и в том, найдут ли суверенное и постсоветское поколения язык между собой, – говорит эксперт.
Также Тимур Шаймергенов считает важным обратить внимание на всплеск религиозности и определенный всплеск национализма. Этот тренд, полагает политолог, в некоторой степени закономерен – сегодняшнее молодое поколение выросло в условиях не огромной страны, а национальных государств. Не менее важны и миграционные процессы.
– Активная трудовая миграция из региона, несомненно, будет иметь четкие социальные последствия. В частности, эксперты Международной организации по миграции уже фиксируют изменение роли женщин в центральноазиатских обществах в сторону усиления позиций. Сегодня мониторинг фиксирует, что женщины все чаще занимают “мужские” профессии. Мужчин просто нет, отсюда и хрупкость безопасности отдельных стран региона: банально не хватает сотрудников для правоохранительных структур и ЧС, женщины стали принимать роль кормильца. Например, на фоне изменений в российском законодательстве и возвращения мужчин из России статистика в странах ЦА показывает заметный рост женщин, выезжающих в Россию на заработки вместо мужчин- “запретников”, – констатирует эксперт.
Пока одни дрейфуют, другие изолируются
В целом, если рассматривать ситуацию по пяти странам Центрально-Азиатского региона, то налицо разноскоростное развитие, говорит аналитик.
– Многонациональный Казахстан ушел вперед, Туркменистан дрейфует в сторону изоляции, Узбекистан активно развивается, но у него наблюдается крен в сторону поиска исторической идентичности. Киргизия и Таджикистан сейчас находятся на перепутье. То есть, если мы говорим “Центрально-Азиатский регион”, нужно задать вопрос: а есть ли регион вообще как таковой? – задается вопросом эксперт.
По мнению Тимура Шаймергенова, происходящие в Евразии интеграционные процессы, которые должны по идее стимулировать регион к большему сотрудничеству, на самом деле провоцируют определенные противоречия внутри ЦА.
– Регион нуждается в устранении многочисленных барьеров в кооперации – от облегчения погранично-таможенного регулирования и паспортно-визовых вопросов до создания транспортной взаимосвязанности: нужны банально прямые рейсы между столицами и крупными городами стран региона. К примеру, у нас есть всего четыре прямых рейса Астана – Ташкент в неделю, а вот рейсов Ташкент – Москва столько же в день!
И таких примеров дисбаланса много. Понятно, что есть вопросы спроса: узбекские граждане летают в Россию на заработки, но, думаю, при должной ценовой политике загрузка казахстанско-узбекских рейсов была бы немалая. Просто, по всей видимости, неинтересно, – рассуждает наш собеседник.
В этом контексте становится понятным, почему Казахстан до сих пор не очень активно торгует с центральноазиатскими соседями.
– Как торговать, если часто бизнесмены не могут беспрепятственно попасть из одной страны в другую? Это вновь к непростому вопросу о визах между странами региона. Наша республика, кстати, из всех стран ЦА наиболее открыта в этом плане, – говорит политолог.
Не сумел кардинально изменить ситуацию и ЕАЭС, полагает эксперт.
– ЕАЭС – неплохой проект в своей концепции, возможность увеличения общего рынка до 200 миллионов потребителей выгодна всем – и не только самим членам союза, о чем говорят иностранные инвесторы. Здесь проблема в имплементации договоренностей, но это уже другая тема. А в отношении нашего региона есть важный нюанс: пока идут переговоры, в действительности ЦА невольно получилась разделенной, – акцентирует эксперт.
Казахстан и Киргизия уже являются членами ЕАЭС, а остальные три страны региона – нет. То есть сотрудничество внутри региона ставит проблему отношений не между собой, а уже отдельных государств региона с ЕАЭС, где условия формируются пятью странами.
– Продолжаются переговоры с Таджикистаном по его вступлению в союз. Но по итогам большинства дискуссий с таджикскими коллегами становится понятным, что в самой республике еще не совсем до конца определились: что несет с собой членство в ЕАЭС – вред или благо. А дружественный Узбекистан свою позицию уже выразил: возможное создание зоны свободной торговли “ЕАЭС + Узбекистан”. Но это еще вопрос времени. С Туркменистаном ситуация понятна, – говорит Шаймергенов.
Конфликт мегапроектов
Проблематичны пока и попытки усилить точки сопряжения ЕАЭС с другим крупным трансрегиональным проектом – Экономическим поясом Шелкового пути.
– В мае этого года в Астане прозвучало, что будет прорабатываться план сближения двух этих проектов в течение нескольких лет. За это время Китай, обладая большими финансовыми ресурсами и последовательностью в действиях, будет развивать прежде всего свою основу сотрудничества. А это опять поле для конкуренции проектов. Тем более в ЭПШП участвуют Казахстан, Узбекистан, Таджикистан, Киргизия, а в ЕАЭС – только две страны региона. Более того, в двух проектах имеется конфликт моделей: если первый направлен на развитие торговых коммуникаций по всей Евразии, то ЕАЭС сейчас двигают все-таки немного другие драйверы, – отмечает аналитик.
По мнению эксперта, возможности для гармонизации этих процессов существуют – это вопрос прагматичных переговоров.
– А пока это сближение позиций будет происходить, Казахстан и другие страны ЦА будут пытаться балансировать между этими крупными инициативами. Другой разумной альтернативы сегодня нет – оба проекта нужны региону, – уверен политолог.
В этом вопросе не стоит скидывать со счетов аспект внутренней готовности самих стран – участниц ЕАЭС к сближению двух мегапроектов, акцентирует Шаймергенов.
– Прямой антикитайской линии у нас и наших партнеров нет, но есть ощущение, что мы не готовы к такому натиску или к таким кардинальным изменениям. При этом китайские аналитики недоумевают: почему ЕАЭС открыл для далекого Вьетнама зону свободной торговли, почему союз рассматривает этот вопрос с Египтом и другими странами, но не с ними – соседями. А ведь именно Китай, если быть объективным, спровоцировал активный международный интерес к Центральной Азии. В частности, вложил в развитие трансконтинентальной инфраструктуры Центральной Азии и другие инвестиционные инициативы свыше 120 миллиардов долларов. И планирует вложить еще больше. Это стало мощным раздражителем для активизации всех геоэкономических процессов в Евразии, – говорит политолог.
Плюс активизировались и другие игроки, например ЕС, который также заинтересован в более тесном сотрудничестве с КНР и использовании Центрально-Азиатского региона как стабильного континентального моста.
– Но здесь опять возникает вопрос механизмов сотрудничества с ЕАЭС. Кстати, этот вопрос уже поднимают главы Казахстана и России. Но как это все организовать на практике и в гармоничном формате, пока вопрос открытый – и он широко обсуждается не только у нас, но и в Европе. В частности, на днях в Берлине прошло заседание ОБСЕ – OSCE Security Days, где как раз и обсуждались вопросы сотрудничества ЕАЭС с ЕС и КНР – в трехстороннем формате, – говорит эксперт.
Из тени – в пупы Земли
Собеседник “КАРАВАНА” напоминает, что в 2015 году в регионе началась реализация и другого, нового формата сотрудничества – “С5 + 1” (Центральная Азия + США).
– Диалог “С5 + 1” представляет собой многосторонний механизм взаимодействия между пятью странами Центральной Азии и США. Общерегиональный диалог по этой линии, по сути, стал маркером кардинального пересмотра Вашингтоном своей современной политики в Центральной Азии и соответствующего изменения подходов. В чем он выражается? Ну, например, в готовности комбинировать свои усилия с уже развиваемым Экономическим поясом Шелкового пути, с которым у американской инициативы схожие задачи, – подчеркивает Тимур Шаймергенов.
В числе одной из них “С5 + 1” призван снизить различные барьеры в торговле, транспортных коммуникациях между странами региона и усилить их взаимосвязанность, именно connectivity. Здесь важно корректно использовать термины – в ЦА никто не говорит об интеграции, у которой есть некая политическая окраска.
– А взаимосвязанность – это когда у вас есть общие дороги, когда ваши компании знают, как торговать, когда есть хорошее и понятное правовое обеспечение, когда договоры работают, когда ваши грузы, прибыв на границу одной страны, не стоят по несколько дней, и вы не несете потери, когда есть отличное налоговое регулирование, и вы не платите разные сборы дважды-трижды. Всё это оказывает влияние на взаимодополняемость, связанность и привлекательность экономик ЦА, – говорит эксперт.
И лишь после решения этих вопросов можно будет говорить не только о каком-то сближенном и выгодном сотрудничестве в ЦА, но и о новом международном позиционировании региона, уверен Тимур Шаймергенов.
– Не зря ведь в начале нынешнего года в своей статье “Экспорт китайской модели” известный американский ученый Френсис Фукуяма подметил, что сейчас Центральная Азия становится “пупом Земли”. Ну, сказано, может, несколько громко, но какие-то предпосылки к изменению роли региона уже, как мы видим, проявляются, – резюмировал эксперт.
Астана
http://ia-centr.ru/expert/23741/