3-4 мая в Астане прошел очередной, четвертый по счету, раунд переговоров по сирийскому мирному урегулированию. Мы побеседовали с заместителем директора Казахстанского института стратегических исследований при Президенте РК Санатом Кушкумбаевым о том, в какой обстановке проходит встреча и какие вопросы обсуждаются на ней.
— Санат Кайрслямович, со времени третьего раунда астанинских переговоров по сирийскому мирному урегулированию, прошедшего 14-15 марта, многое изменилось. В частности, США активно вмешались в конфликт, нанеся ракетный удар по аэродрому Шайрат. Какую оценку вы бы дали действиям США?
— Это усложнило ситуацию и способствовало эскалации напряженности. Реактивный ответ Соединенных Штатов – ракетный удар в ответ на химическую атаку в Хан-Шейхуне – безусловно, поднял ставки в конфликте. За всем этим, конечно, стоит трагедия сирийского народа. Последствия химической атаки усилили эмоциональный накал противостоящих сторон. Использование запрещенного химического оружия – это однозначно преступление. Но силовая реакция США, характер которой, вероятно, связан с фигурой действующего президента Дональда Трампа, привела только к эскалации напряженности.
Однако тот факт, что после этих событий межсирийские переговоры в Астане, при поддержке стран-гарантов все-таки продолжились, говорит в пользу астанинского процесса. Причем переговоры проходят в расширенном составе – надо отметить, что спецпредставитель генерального секретаря ООН Стефан де Мистура, который принимал участие в первой январской встрече и пропустил вторую и третью, снова прибыл на четвертый раунд переговоров.
Поднялся и уровень представительства США – не только посол США в Казахстане, но и помощник госсекретаря приняли участие во встрече в Астане. Хотя со стороны ряда официальных лиц США можно иногда слышать скептические оценки самого процесса, тем не менее, надо отметить, что они тоже продемонстрировали свою заинтересованность в успехе астанинского переговорного формата. По сути, результативность переговоров в Астане предваряет успешность переговоров на женевской платформе.
В Астане стороны сфокусированы на таких вопросах, как усиление режима прекращения огня. Договоренность об этом была достигнута еще в прошлом году. Однако каждый раз, на всех раундах астанинского процесса, обсуждение возвращается к этому вопросу, поскольку стороны обвиняют друг друга в нарушении перемирия, в блокировании гуманитарных конвоев и др. В то же время страны-гаранты понимают, что нельзя отступать от идеи создания на территории Сирии нескольких зон безопасности. Напротив, надо закрепить и усилить эти договоренности, чтобы таким образом в крупных анклавах военных действий наконец наступило хотя бы перемирие – пока речь не идет о всеобъемлющем мире.
На астанинском процессе говорится именно о таких конкретных животрепещущих проблемах. Ведь каждый сириец испытал трагедию гражданской войны. Как известно, участники переговоров в Астане, тот же Мухаммад Аллуш, лидер Джейш аль-Ислам, крупнейшей группировки южной Сирии, потерял в этом конфликте брата – известного проповедника и шейха. И такие потери понесла практически каждая сирийская семья.
Уже в дальнейшем, в Женеве, будет обсуждаться Конституция и политические вопросы. Спектр предложений широк – от исламистов, предлагающих создать исламскую республику, в которой будет действовать шариатское право, до вполне светских проектов – такие инициативы озвучивает в том числе и оппозиция. Все непросто даже на этом этапе – полярность мнений слишком высокая.
— На ваш взгляд, то, что США повысили статус своего представителя и, похоже, с большим вниманием отнеслись к астанинскому процессу, говорит об их желании перехватить инициативу в Астане?
— Думаю, что для американцев – это тоже очень важный формат. Несмотря на то они очень осторожно высказываются по поводу астанинского процесса, не видя в нем каких-то реальных результатов, тем не менее, они продемонстрировали, что хотят каких-то изменений и подвижек. Конфликт уже вышел за все мыслимые рамки. Мы наблюдаем глобальное столкновение на сирийской платформе. Этим и объясняются переговоры Трампа с Путиным, активность американской дипломатии в Европе, Турции, на Ближнем Востоке, среди своих арабских союзников, в Израиле. Все это показатель того, что США пытаются, наряду с военными силовыми акциями, использовать и рычаги дипломатического влияния.
— Появление американцев на астанинской площадке позволит активизировать ее работу?
— Не думаю, что участие США на уровне помощника Госсекретаря в астанинском процессе существенно сдвинет переговорный процесс. Есть определенные политические сложности и нюансы.
К примеру, известно, что США скептически относится к участию Ирана в сирийском мирном урегулировании. Аналогично иранцы не доверяют американцам, считая, что основная их цель – смещение Асада. Но другого варианта, как искать компромиссы, нет. При этом многое зависит от результатов переговоров самих сирийцев – представителей Дамаска и вооруженной оппозиции.
— Некоторые эксперты озвучивают мнение, что после нынешнего раунда круг участников астанинских переговоров будет расширен за счет Катара, Саудовской Аравии и Египта. Насколько это целесообразно?
— Эти страны уже являются участниками женевской платформы. И со стороны Казахстана, который просто предоставляет логистическую площадку, никаких возражений относительно приезда их представителей нет.
Как известно, вооруженная оппозиция Сирии постоянно высказывает свое недовольство и претензии по поводу участия Ирана в качестве страны-гаранта, поскольку у них есть претензии к вооруженным группировкам, состоящим из шиитов-добровольцев из разных стран, поддерживаемых Ираном.
В свою очередь эксперты, представляющие официальный Дамаск, очень критически относятся к участию в переговорах Саудовской Аравии и Катара, считая их одними из главных спонсоров террористической деятельности в этой гражданской войне.
То есть у каждой стороны переговоров полярные оценки и позиции. Поэтому это дело самих договаривающихся сторон – в первую очередь стран-гарантов России, Турции и Ирана – согласятся ли они вовлечь на эту платформу Саудовскую Аравию, Катар и Египет и поделиться с ними местом за столом переговоров.
Известно, к примеру, что участие нынешнего египетского режима очень скептически воспринимается турецкой стороной, поскольку там тоже есть своя история непростых отношений, после того как Мухаммед Мурси, экс-президент Египта, поддерживаемый турецкими властями, был отстранен от власти и заключен в тюрьму.
Вот такой клубок противоречий существует по сирийскому вопросу – он, как известно, существует как в собственно сирийском измерении, так и шире в региональном и международном.
— Выказывается также мнение, что только Трамп и Путин, их персональная встреча, может позитивно повлиять на переговоры в Астане.
— Я бы с осторожностью отнесся к таким громким газетным заголовкам. Конечно, СМИ хотят получить быстрый эффект, однако простых решений в этом вопросе нет. Даже если Трамп и Путин смогут достичь какого-то компромисса – что было бы очень хорошо – на следующий день после этого война в Сирии не завершится, конфликт потенциал не исчерпается.
Другие игроки, которые непосредственно граничат с Сирией и вовлечены в конфликт, играют куда более значимую роль в разрешении конфликта, чем внешние – Россия и США. В полевом контексте это так. Хотя Россия имеет свое военное присутствие в Сирии, но оно не столь ощутимо и значимо, как влияние соседних стран. Ситуацию в Сирии определяют деньги, логистика, оружие, влиятельные полевые командира, трансфер боевиков, по каналам и дорогам – контроль за всем этим осуществляют те или иные внешние патроны, расположенные в регионе.
Поэтому разрешить сирийский конфликт не удастся только путем консенсуса двух сильных мира сего. Это было бы, конечно, прекрасно. Но вряд ли с достигнутыми договоренностями согласятся и полевые командиры, и действующее сирийское правительство. Ведь сегодня звучат неоднозначные высказывания российской стороны по поводу Башара Асада – в частности, о том, что Россия не является его адвокатом. И такие заявления болезненно воспринимается в самом Дамаске.
— Между тем, по мнению экспертов, вопрос смены режима в Дамаске вновь актуализировался, несмотря на достигнутую в конце прошлого года договоренность заинтересованных сторон по кандидатуре Асада, который по Конституции должен остаться до 2021 года. Будет ли этот вопрос поставлен во время астанинских переговоров?
— Сразу скажу, в Астане не решается судьба Асада. В Астане решаются вопросы усиления режима прекращения огня, мониторинга, доступа к гуманитарной помощи – то есть проблемы безопасности в конкретном смысле слова. Политические вопросы – судьба Асада, будущее устройство Сирии – решаются на другой платформе. Здесь следует быть крайне осторожными – это минное поле. Судьба Асада неоднократно становилась камнем преткновения в переговорах: шесть лет длится кровопролитный конфликт – а Асад остался на своем месте.
— Арабский телеканал «Аль-Джазира» сообщил, что сирийская оппозиция в первый день покинула переговоры в Астане. Эта информация была затем опровергнута казахстанским внешнеполитическим ведомством. Тем не менее, эти информационные вбросы демонстрируют накал эмоций на переговорах в Астане. Как известно, оппозиционеры пропустили третий раунд астанинского процесса. Можно ли расценить такие демарши как неготовность к какому-либо компромиссу со стороны вооруженной оппозиции?
— Еще раз отмечу, что сложность переговоров определяют не только и не столько различия в позициях внешних игроков, а ситуация внутри Сирии, где идет братоубийственный конфликт. Многие сирийцы привыкли смотреть друг на друга сквозь прицелы оружия, война на поколение вперед отравила отношения внутри сирийского общества. Де-факто Сирия расколота на враждующие части. Отмечу также, что в астанинском процессе со стороны оппозиции участвуют не столько дипломаты и политики, а действующие полевые командиры. Поэтому такие эксцессы были вполне предсказуемы. Требуется большое терпение и огромное дипломатическое искусство для того, чтобы выдерживать накал эмоций и шаг за шагом вести переговоры. Важен сам факт того, что они сидят за одним столом – пусть даже смотрят друг на друга враждебно. Нельзя на основе эмоциональной реакции одной из сторон ставить по сомнение ценность переговоров в целом.