Рост китайского экономического влияния в Центральной Азии – это уже свершившийся факт, тогда как «мягкая сила» Китая, социокультурный компонент его присутствия в регионе не столь очевидны и достаточно спорны. В то же время земельные митинги в Казахстане показали, что синофобия — страх перед китайской политической и культурной экспансией, боязнь потери идентичности под напором «китаизации» — могут стать существенным препятствием для развития экономического сотрудничества, реализации совместных инфраструктурных проектов. Социокультурному аспекту восприятия Китая в Центральной Азии была посвящена одна из панелей прошедшей в Астане ежегодной конференции Казахстанского института стратегических исследований при президенте РК по безопасности в Центральной Азии.
Участники конференции практически едины во мнении, что образ Китая в общественном сознании республик Центральной Азии (ЦА) формируется, прежде всего, под влиянием исторического прошлого.
По словам ведущего эксперта Международной Тюркской академии Данияра Косназарова «мягкая сила» Китая в Казахстане до сих пор остается малоизученной темой, в отличии, скажем, от влияния Китая в Юго-Восточной Азии, Африке и Латинской Америке. Этой проблематике посвящена буквально пара статей и несколько глав из книг, констатирует эксперт.
Д. Косназаров отмечает, что в случае с Китаем следует расширить определение «мягкой силы», включив в нее экономические и финансовые рычаги влияния.
— После того, как было заявлено об инициативе ЭПШП и прозвучали цифры инвестиций, исчисляемые десятками миллиардов долларов, был создан позитивный информационный фон. Поэтому разобраться, где тут «мягкая сила», а где политика, холодный расчет и, быть может, реальные цифры, достаточно трудно. В то же время многие эксперты согласны с тем, что «мягкая сила» Китая в первую очередь базируется на экономических инструментах, — поясняет казахстанский эксперт.
Д. Косназаров отмечает, что сегодня в Казахстане Китай рассматривают как некую бездонную бочку, откуда можно брать и брать деньги в виде кредитов и инвестиций в инфраструктурные и энергетические проекты, хотя, по его убеждение, это ошибочное мнение, поскольку у Китая, безусловно, есть свои интересы. Эксперт также констатирует, что в казахстанском общественном сознании сформировалось двойственное отношение к Китаю, основанное, с одной стороны, на некотором восхищении, с другой – на фобиях.
— Сам факт того, что у нас под боком находится одна из самых крупных экономик мира, большой сосед, не только нас пугает, но и одновременно заставляет восхищаться. Исследования показывают, что стереотипы в отношении Китая остались, однако прагматизм подсказывает казахстанцам, что Китай – это, прежде всего, большой рынок, большие финансовые и экономические возможности, — говорит Д. Косназаров.
По словам эксперта, эти два эмоциональных настроя уже успели оформиться в параллельно существующие экспертные и официальные дискурсы. Причем каждый раз, когда в Казахстане происходит что-то связанное с Китаем, один из дискурсов становится более ощутимым, нежели второй.
— Например, на митингах по поводу земельной реформы наблюдалось усиление дискурса угрозы, звучали предположения, что через 25 лет по истечение срока аренды китайских рабочих и их семей станет настолько много, что они не уедут из Казахстана. В то же время, когда Казахстан заявляет о своем намерении стать логистическим хабом в Центрально-Азиатском регионе, когда речь идет о таком проекте, как транспортный коридор «Западная Европа – Западный Китай», мы раскрываем свои позитивные ожидания в отношение китайских инвестиций, — замечает Д. Косназаров.
Особая роль в легитимизации расширения китайского присутствия в Казахстане принадлежит программе инфраструктурного развития «Нурлы жол», которая, по сути, представляет собой сопряжение позитивных ожиданий РК с реальными и конкретными интересами Китая, подчеркивает эксперт. По его мнению, в этом есть еще и некий элемент аутсорсинга антикризисной программы Казахстана, через имплементацию китайской инициативы ЭПШП.
— В этой связи ЭПШП как инструмент «мягкой силы» Китая очень удачно вписывается в ожидания казахстанского общества, у которого есть очень сильный запрос на модернизацию и реформы. И ЭПШП как раз таки предоставляет некие возможности в этой сфере, — говорит Д. Косназаров.
Эксперт отмечает, что на нынешнем этапе Китай очень успешно формирует дискурс в ЦА и в Казахстане, в частности. Если, например, до 2014 года в регионе бурно обсуждались угрозы, связанные с Афганистаном и движением «Талибан», то сегодня в экспертной дискуссии в регионе обозначился крен в сторону обсуждения ЭПШП и развития дальнейших отношений с Китаем. Возможность формировать дискурс в регионе, по мнению Д. Косназарова, является эффективным инструментом «мягкой силы» для Китая.
— Хотя надо также осознавать, что чем больше будет углубляться кризис и чем ниже будут цены на энергоресурсы, тем сильнее будет становиться зависимость Казахстана от Китая. Кейсы других стран, в том числе африканских, свидетельствуют, что рост экономического присутствия не гарантирует позитивного восприятия Китая среди населения. И тут важно, что предпримет Китай для балансирования между фобиями и формированием позитивного имиджа, — говорит эксперт.
Д. Косназаров отмечает, что, кроме экономических инструментов Китай пытается использовать культурно-гуманитарные рычаги влияния: вышеупомянутые образовательные гранты, деятельность Институтов Конфуция (в Казахстане их четыре), печатные издания, организуемые китайской стороной поездки в Китай для экспертов и бюрократов, а также развитие медицинского туризма.
В то же время казахстанский эксперт обращает внимание на то, что в Казахстане в силу высокой степени сегментации общества акторам китайской «мягкой силы» надо ориентироваться на различные группы населения: казахскоязычную и русскоязычную аудиторию, элиту, экспертов, молодежь и бизнесменов. Впрочем Китай и сегодня старается диверсифицировать свою продукцию и работать точечно с разными слоями общества, отмечает Д. Косназаров.
Особенно активно эти процессы прослеживаются в экспертном сообществе, которому адресовано множество проектов, финансируемых Китаем, – исследований, форумов и конференций. Китайские компании, работающие в Казахстане, привлекают к своим исследованиям казахстанских ученых. Госструктуры КНР выделяет большие средства на различные политические, экономические и культурные мероприятия, демонстрируя тем самым свое гостеприимство и почтение. Наконец, Китай приглашает чиновников, экспертов и бизнесменов из других стран, чтобы показать, насколько существенно страна продвинулась по пути модернизации. И, как показывают опросы казахстанских экспертов, эффект от увиденного, действительно, огромен, констатирует Д. Косназаров.
Что касается взаимодействия на уровне элит, то именно здесь успехи Китая наиболее очевидны. И стратегия «Нурлы жол», легитимирующая это взаимодействие, является свидетельством положительного отношения казахстанской элиты к китайскому влиянию.
— Приглашение, поступившее в адрес президента Казахстана Н. А. Назарбаева, принять участие в саммите «большой двадцатки» в Ганчжоу, является убедительным политическим и дипломатическим жестом китайского руководства, который вписывается в стратегию «мягкой силы» и воздействия на политический истеблишмент Республики Казахстан, — считает эксперт.
Помимо этого существует предпосылки для сотрудничества на партийном уровне между «Нур Отаном» и Коммунистической партией Китая, считает Д. Косназаров. По его словам, функционеры «Нур Отана» отмечают, что китайский опыт партийного строительства интересен для «Нур Отана», поскольку есть определенная схожесть между структурами обеих партий, советский опыт и т.д.
Наконец, еще один важный момент, отмечаемый Д. Косназаровым, заключается в том, что в самом Китае на нынешнем этапе происходит определенная диверсификация акторов, которые взаимодействуют с Казахстаном в рамках ЭПШП.
— Теперь это не только коммунистическая партия, министерства, госведомства, но еще и провинции, вузы, «мозговые центры», журналисты. Количество акторов расширяется, в то время как ЭПШП предлагает некую объединяющую платформу для всех институтов китайской «мягкой силы», — отмечает эксперт.
Все это в совокупности должно принести определенный результат. Однако Д. Косназаров обращает внимание на то, что когда речь идет о «мягкой силе», очень тяжело просчитать, какова будет отдача от «вложений» в долгосрочной перспективе. Казахстанский эксперт высказывает мнение, что даже сам Китай не понимает, каков будет эффект от этой деятельности, и добавляет, что экономические рычаги все-таки представляют собой главный ресурс Китая.
— У Китая нет времени сидеть и ждать, пока у него возрастет культурное влияние, и он сможет беспрепятственно продвигать свои экономические интересы. Такого люфта у Китая нет. В этом плане ЭПШП, если концептуализировать его с точки зрения «мягкой силы», как раз таки направлен на то, чтобы снизить уровень недоверия и фобий и одновременно реализовать свои экономические и энергетические интересы. Китай пытается сказать нам, что не имеет скрытых помыслов, что он намерен «поделиться пирогом» и помочь нам совместно развиваться. Он пытается донести до нас мысль о том, что является миролюбивым соседом. Таким образом, ЭПШП содержит в себе и стратегию странового брендинга, и пиар, и «мягкую силу», и, одновременно с этим, конкретные рациональные экономические рычаги. ЭПШП – это некий зонтик, который объединяет различные элементы. И гибкость самой концепции позволяет включать и осмысливать все эти новые элементы и концепты. Но самое главное то, что если инфраструктурные проекты ЭПШП будут приносить прибыль и простые казахстанцы почувствуют свою сопричастность к процессам развития, то тогда ЭПШП может реально превратиться в полноценный драйвер «мягкой силы» Китая, — подчеркнул Д. Косназаров.
Таким образом, по мнению эксперта, Китаю значительно более выгодно делать упор на экономические рычаги, нежели культурные, что связано, в первую очередь, с большими различиями в национально-культурном менталитете жителей Китая и стран ЦА, а также с трудностями освоения китайского языка.
— Хотя в противовес этому можно сказать, что многие сегодняшние потребители «мягкой силы» имеют диверсифицированную корзину потребления. В современном глобализирующемся мире для того, чтобы тяготеть к Китаю, не обязательно знать китайский язык и разбираться в китайской культуре. Если производить качественный культурный продукт с прицелом на весь мир, тогда и в Казахстане будут его чтить. В этой связи показателен пример Джека Ма, как фигуры, символизирующую историю успеха, взращенную внутри китайской экономической культуры. Его очень уважают на Западе и хорошо знают в Казахстане. Именно через такие глобальные формулы успеха Китай может позиционировать себя как привлекательная в культурном отношении страна, — резюмирует Д. Косназаров.
Жанар Тулиндинова.