- В заданном векторе, безусловно, главным достижением последнего десятилетия стало принципиальное переосмысление роли государства в целом и роли органов государственного управления в частности. Если раньше государство традиционно рассматривалось в двух ипостасях, как аппарат насилия и как «распределитель ренты», то с 2007 года оно стало в первую очередь услугодателем.
То есть все процессы в государстве и в государственных органах расписываются как конкретная услуга для населения или для бизнеса – формулируется стандарт каждой услуги, алгоритм участия в ней исполнителей, устанавливаются сроки исполнения. При этом схема исполнения предельно формализована и исключает лишние посреднические звенья.
На практике преимущества такой схемы очевидно проявляются в работе ЦОНов – центров обслуживания населения, которые стали своеобразными «конвейерами» по оформлению и выдаче любых документов.
Деятельность ЦОНов алгоритмизирована, что, с одной стороны, резко снижает нагрузку на обслуживающий персонал, с другой – повышает качество предоставляемых населению услуг.
Система успешно работает на протяжении почти десятилетия, и, более того, она развивается – в настоящее время уже создана Корпорация «Правительство для граждан», которая практически исключает взаимодействие граждан с чиновниками, с госорганами. Все запросы, которые будут направляться по этой системе, будут исполняться в режиме электронного документооборота, в таком же формате будет предоставляться и ответ из уполномоченного органа.
По состоянию на текущий момент половина государственных услуг в Казахстане автоматизированы. И это имеет колоссальный эффект: количество обращений от физических лиц снизилось с 16 до двух миллионов в год. Соответственно по юридическим лицам – с 4,5 миллиона до 570 тысяч. Налицо «изъятие» из государственного сектора емкого сегмента «низовой коррупции».
Полностью перевести процесс предоставления госуслуг в электронный формат станет возможным после запуска Национальной геоинформационной системы, на которую будут завязаны все государственные органы, архивы, кадастры и т.д.
В плане политического процесса, который не ограничивается одними выборами, нужно отметить в качестве позитивного фактора развитие института медиации. Около семи тысяч дел ежегодно решаются медиаторами в досудебном порядке. Хорошо зарекомендовал себя и механизм общественных советов при министерствах и местных органах исполнительной власти, которые принимают обязательное участие в вопросах формирования бюджетов и проведения экспертиз правовых актов. Я как член нескольких подобных структур особо приветствую это направление.
С каждым годом расширяются и полномочия местных представительных органов – маслихатов. Также скоро начнут работать территориальные советы местного самоуправления.
Вся наша беда в том, что не хватает активных и знающих людей, у которых бы нашлось время на работу в таких структурах, особенно на низовом уровне.
- Логично предположить, что перечисленные позитивные шаги в сфере государственного строительства меняют и казахстанский социум, ментальность казахстанцев, отражаются на процессе развития гражданского общества. Так ли это?
- Безусловно, меняется и само общество. Но здесь нужно выделить две разнонаправленные тенденции. С одной стороны, глобализация оказывает значительное влияние на менталитет казахстанцев, люди активно пользуются ее технологическими плодами, обретая упрощенный доступ не только к услугам и товарам, но и к образовательным программам. Но, с другой стороны, наряду с цивилизационной продвинутостью, наблюдается и усиление архаизации общества – возрождение родовых традиций, иногда их придумывание, «исламский ренессанс» - увеличение числа верующих.
И, что интересно, практика показывает: зачастую общество искусственно ограничивает себя в пользовании перечисленными выше благами глобализации, воспринимает открывающиеся в связи с этим возможности, поверхностно и узко.
Приведу пример. Недавно я проводил занятие, в ходе которого выяснилось, что услугами электронного правительства в группе из 50 человек пользуются только пять, причем моего возраста и старше.
Самое парадоксальное и печальное: молодежь не умеет пользоваться Интернетом для повышения собственной значимости. Да, они непрерывно сидят в социальных сетях, скачивают видео и игрушки, но за этими пределами Интернета для них нет.
Это большая проблема, которая, кстати, касается и России, и других постсоветских государств.
Отсюда, в том числе, вытекает такой феномен современности как «виртуализации политики» - люди начинают истерить по поводу информации, которую черпают в Фейсбуке либо на иных ресурсах, доверяя вбросам и откровенным фейкам. Они не способны отделить реальность от вымысла, критически взглянуть на явления и процессы.
Кстати, это касается и наших чиновников, многие из которых сидят в Фейсбуке и явно переоценивают его возможности и угрозы: «О, в ленте написали, что завтра десятки тысяч человек пойдут на демонстрацию! Что делать, что делать?»
Во-первых, не нужно истерить. В том же Фейсбуке, например, зарегистрировано миллион 200 тысяч человек. Реально пишущих среди них не более 125 тысяч и большая часть – это так называемые «боты», рекламщики и т.д.
И вот их деятельность наши чиновники воспринимают как реальную политику, всерьез изучают тренды и сами себя пугают.
- Вы сейчас имеете в виду эпопею с «земельными митингами»? Они, насколько известно, активно раскручивались через соцсети?
- В том числе. Картина вырисовывается следующая: разум возмущенный вскипел, люди активно «полайкали» призывы к митингам, но на этом все и закончилось. В итоге 21 мая в той же Астане ждали митингующих, но к Байтереку пришли в основном журналисты, которые и стали «жертвами произвола правоохранителей».
- Это то, что касается Астаны, но, согласитесь, в целом ажиотаж, образовавшийся вокруг «земельного вопроса», во многом искусственный, создал серьезную напряженность в обществе и стал поводом к реальному беспокойству властей.
- Давайте рассмотрим подробнее, откуда растут ноги у этой проблемы: 24 апреля состоялся достаточно многочисленный митинг в Атырау и маленькие пикеты в ряде других городов. Затем была попытка организации массовых протестов в Алматы и Астане, в других городах, намеченных на 21 мая.
Тема действительно активно раскручивалась организаторами в соцсетях.
Но в итоге в Астане и других городах митинг провалился. А масштабы того, который имел место в Алматы, сильно преувеличены. Я не знаю, откуда взялись данные о «тысячах задержанных», которыми оперируют представители оппозиции. Там такого количества не было и в помине. Мы все знаем перекресток Абая – Фурманова в Алматы, если бы там была тысяча человек, были бы забиты людьми и прилегающие кварталы. Но этого не было. Я считаю, что количество протестующих по всей стране вряд ли превысило 1000 человек. Больше было пафосных постов в Фейсбуке.
Для российской аудитории поясню некоторые «нюансы». Я знаю многих из атырауских активистов, стоявших у истоков акций. Все они представляют интересы определенных НПО, причем даже не политических, а экологических. Их деятельность на протяжении ряда лет была направлена на работу с крупными зарубежными компаниями-инвесторами, осуществляющими деятельность на углеводородном рынке Атырау, под благородными лозунгами защиты окружающей среды, борьбы за сохранение природы и т.д.
На этом люди жили благополучно десятилетиями, создавая в регионе дееспособную «протестную машину», которая может запускаться по любому поводу.
В нынешнем году на выборах в маслихаты упомянутые активисты потерпели фиаско и решили излить свои обиды, возглавив протестные акции уже по внутренней проблеме. Причем, похоже, сами они не ожидали, что эта волна будет подхвачена. Это связано еще и с тенденцией «китаефобии», которая провоцируется определенными политическими кругами, в том числе оппозиционерами.
Кто в настоящее время в Казахстане представляет оппозиционную элиту? Это движение «Алаш жолы» – национал-популисты, бывшие «алговцы», плюс представители ОСДП в регионах. Изначально они никакого отношения к митингам не имели, но по мере раскрутки темы активно ее поддержали и теперь начали собирать плоды – пиарить себя, получать определенные «политические плюшки».
В этом процессе показательны действия власти, оперативно отреагировавшей на ситуацию. Была создана Комиссия по земельной реформе, в которую вошли и чиновники, и аграрники, и общественные деятели, в том числе оппозиционеры. Состоялись общественные обсуждения вопроса в регионах, а также был организован сбор мнений и предложений от населения через специальные кол-центры.
Но вот что любопытно: 79% звонков, поступающих на телефоны от граждан, соотносятся с «земельным вопросом» исключительно в части проблем индивидуально-жилищного строительства. Интерес к теме в контексте развития отечественного аграрного сектора проявляют лишь 4-5% абонентов.
То есть, что будет происходить с сельским хозяйством, с крестьянами, людей, как выяснилось, не интересует и не волнует.
Пример из практики: сижу дома, работаю, вдруг звонок: «Марат, собрались люди у акимата насчет земли, вы как член общественного совета и член земельной комиссии срочно идите туда, нужно народ успокоить».
Прибегаем с коллегами, оказывается, через соцсети сделали рассылку о том, что в акиматах всем дают по 10 соток земли, и половина страны на это повелась! Все ринулись получать свои десять соток. Только по Алматы около 20 тысяч заявлений поступило по поводу участков для ИЖС!
Выходит, граждане патриотично бьют себя в грудь, мол, мы против частной собственности на землю, но мои 10 соток, будьте добры, отдайте!
- Весьма показательные примеры вы привели. Но в целом, Марат, с учетом отмеченной тенденции «виртуализации политики» и прецедентов активного включения в развитие провокационных тем большого числа граждан, возможны ли в Казахстане более серьезные акции влияния с целью дестабилизации ситуации в стране, неконституционной смены власти и т.д.?
- Я лично не сторонник конспирологических теорий, тему «цветных революций» не люблю и считаю, что указание в качестве главных причин таковых деятельности НПО, влияния политтехнологий и тому подобное – медийный шум.
Реально подобные катаклизмы возможны при наличии двух условий: раскола в элите и предательства силовиков. Это то, что мы видели повсеместно: от Египта и Туниса – до Кыргызстана.
В числе предпосылок также – зависимость экономики государства от гастарбайтеров, то есть, от людей, которые находятся вне страны; малые масштабы государственного и квазигосударственного сектора; наличие многочисленных олигархов и масштабный теневой сектор экономики.
Исходя из приведенных критериев, возможна ли «цветная революция» в Казахстане?
Полагаю, нет.
У нас в реальности из 9 миллионов экономически активного населения 5 миллионов работают на государство, в том числе – в гигантском квазигосударственном секторе. Гастарбайтеров-казахстанцев практически нет. Деятельность немногочисленных олигархов, как говорится, на виду. Плюс – способность власти к решительным действиям.
Ну, еще и наш президент – не Акаев и не Янукович. Да и окружение иное, никто сбегать не собирается.
То есть шансы на «цветную революцию» в Казахстане, по моему мнению, минимальны. Для этого должны сойтись многочисленные и совсем уж неблагоприятные обстоятельства. Но это с таким же успехом может случиться и в США. Мы видим, что там сейчас происходит.
- Но в наше время масса примеров того, как внешние факторы влияют на дестабилизацию обстановки в различных государствах. Один из таких факторов – терроризм, проявления которого недавно имели место в Актобе, известны также прецеденты в более раннем периоде. Насколько актуальна угроза терроризма для Казахстана?
- Терроризм – глобальная угроза, актуальная для всех без исключения государств мира. И тому тоже масса подтверждений. В нашей республике историю террористической активности условно можно разделить на несколько этапов. Если на заре независимости это был в основном «внешний» терроризм - на нашей территории действовали представители Исламской партии Восточного Туркестана, чеченские боевики и представители Исламского движения Узбекистана, то позже появились и «доморощенные» террористы. Их критическая масса возросла к 2011-2012 годам. Последний, до недавнего теракта в Актобе, террористический акт имел место в 2012 году. И то, что в течение трех с половиной лет терактов на территории страны не было – обнадеживающий показатель.
В принципе, Актобе – это случайность, от которой не застрахована ни одна страна мира.
В Казахстане около 350-400 осужденных террористов отбывают наказание. То есть это очень небольшой процент от общего числа населения. Хотя и поводов для игнорирования проблемы это не дает.
Нужно отметить, что после 2012 года правоохранительные органы и спецслужбы успешно отслеживали террористов на фактах приобретения оружия. В этот раз преступники не пошли по накатанной схеме, решили взять оружие самостоятельно.
Это очередной урок спецслужбам, сигнал о том, что террористы и экстремисты действуют все более изощренными методами.
Неоспоримым плюсом ситуации в этой сфере в Казахстане является то, что здесь нет крупной группировки, которая противопоставляет себя власти, есть лишь относительно малочисленные разрозненные группы. Но именно они, как правило, непредсказуемы в своих действиях. В этом основная опасность.
Поэтому я не исключаю, что в перспективе террористические акты на территории республики еще будут иметь место в виде одиночных вылазок.
Источник: http://ia-centr.ru/expert/23646/