Рост китайского экономического влияния в Центральной Азии – это уже свершившийся факт, тогда как «мягкая сила» Китая, социокультурный компонент его присутствия в регионе не столь очевидны и достаточно спорны. В то же время земельные митинги в Казахстане показали, что синофобия - страх перед китайской политической и культурной экспансией, боязнь потери идентичности под напором «китаизации» - могут стать существенным препятствием для развития экономического сотрудничества, реализации совместных инфраструктурных проектов. Социокультурному аспекту восприятия Китая в Центральной Азии была посвящена одна из панелей прошедшей в Астане ежегодной конференции Казахстанского института стратегических исследований при президенте РК по безопасности в Центральной Азии.
Заведующий отделом Центральной и Южной Азии Института востоковедения Академии наук Республики Таджикистан Музаффар Олимов отметил, что в образе Китая противоречиво совмещаются разные исторически обусловленные компоненты. Он выделяет три основных пласта образов, символов и понятий, связанных в таджикской культуре с Китаем. Первый, традиционный, зафиксирован в классической литературе на фарси. Его основные доминанты, по мнению М. Олимова, можно обозначить следующими понятиями: далекая страна, место пребывания странных народов и волшебных существ, производства фарфора, родина искусных художников и мастеров. Следы архетипов из этого пласта можно обнаружить в таком слове таджикского языка, как «чин» – фарфор, фарфоровая посуда.
Второй компонент – советский – сложился, когда Таджикистан был частью СССР, в него входят понятия братский народ, компартия, борьба против империализма, страна трудящихся. Наконец, третий компонент – современный, оформившийся после обретения Таджикистаном независимости. Его основные понятия и ассоциации – великий сосед, огромная территория, много людей, дешевые товары, непонятная и чуждая культура, трудолюбивые и неприхотливые люди. По мнению М. Олимова, в основе современного образа Китая, сформировавшегося в таджикском обществе, лежит советский пласт символов, что объясняется историей взаимодействия Таджикистана и Поднебесной.
- Хотя территория, входящая в современный Таджикистан, начала контактировать с Китаем очень давно, со II века до н.э., но после Атлахской битвы 751 года (сражения у города Атлаха между войсками Аббасидского халифата и Тюргешского каганата с одной стороны и армией танского Китая – с другой за контроль над Средней Азией – Авт.) эти контакты были сведены к минимуму. При этом оживленная торговля продолжалась в рамках Великого Шелкового пути (ВШП). После великих морских открытий и забвения ВШП территории, входящие в современный Таджикистан, потеряли почти все связи с Китаем. Северный Таджикистан, который входил в Кокандское ханство, воспринимал Китай почти исключительно через призму опыта народов Восточного Туркестана. Единственный канал торговой связи осуществлялся через Кашгар. В то же время население Восточной Бухары – территория современного центрального и южного Таджикистана и Бадахшана – на протяжении тысячелетия вообще не знала о Китае, от которого его отделяли труднодоступные горы и территории, населенные тюрками. Именно поэтому таджики сформировали представление о Китае, как о далекой стране, которая лежит за страной тюрок, - поясняет М. Олимов.
Реконструируя современный образ Китая в общественном сознании Таджикистана, М. Олимов опирается на данные социологических опросов, которые Институт востоковедения Академии наук Республики Таджикистан провел в 2008 и 2016 годах. По словам ученого, эти замеры свидетельствуют о позитивном отношении граждан Таджикистана к Китаю. Так, согласно результатам опроса общественного мнения, проведенного весной 2016 года, более 90% респондентов позитивно оценивают характер влияния Китая на Таджикистан. М. Олимов подчеркивает, что население Таджикистана считает Китай второй после России страной, рассматриваемой в качестве политического и культурно-цивилизационного сюзерена Таджикистана. Третьей страной, оказывающей наиболее значительное воздействие на Таджикистан, является Иран.
- При этом сравнение между опросами 2008 и 2016 года демонстрирует, что Китай постепенно вытесняет Россию и Иран из общественного сознания, хотя Россия в восприятии таджикистанцев по-прежнему остается самым желаемым партнером, союзником, страной, которая оказывает наиболее благоприятное воздействие на Таджикистан. Так, если в 2008-м году лишь 8% опрошенных считали, что Китай оказывает наибольшее влияние на Таджикистан, то сейчас это мнение поддерживает 12,5%. В то время как Россия потеряла позиции с 89% в 2008 году до 75,4% в 2016-м. Ирану в 2008 году первенство отдавали почти 9%, сейчас – только 5,3%, - констатирует эксперт.
Изучение отдельных компонентов образа Китая и их оценки общественным мнением показывает, что более всего граждан Таджикистана привлекает экономическая система китайцев, в меньшей степени – политическая, и менее всего – культура Китая, что, по мнению М. Олимова, является свидетельством слишком большой культурной дистанции между народами. При этом 79% опрошенных одобряют более тесные политические отношения Таджикистана и Китая, 21% - высказываются против. 85% поддерживают укрепление экономических отношений с Китаем, против выступают 11%. Наконец, сотрудничество в сфере безопасности приветствуют 75% респондентов.
- В то же время наши исследования обнаружили, что в таджикском обществе сохраняется определенная степень недоверия к Китаю, хотя большинство опрошенных считают, что Китай не представляет угрозу безопасности Таджикистана и стабильности Центральной Азии. Опасается Китай только 3% , тогда как Россию - 13% респондентов. В целом можно предположить, что в массовом сознании исторический образ Китая имеет нейтральную окраску – сосед, который постепенно становится союзником, - отмечает М. Олимов.
При этом таджикский эксперт подчеркивает: нельзя забывать о том, что существует огромная разница между массовым сознанием и представлениями политической, военной и интеллектуальной элиты. Это вызвано, с одной стороны, различными внешнеполитическими ориентациями элитных групп, с другой – различными уровнями взаимодействиями разных социальных (в том числе элитных) групп с Китаем.
- Наиболее позитивно к Китаю относится правящая элита, которая продемонстрировала готовность заменить Россию на Китай в качестве сюзерена. Наиболее негативно – гуманитарная интеллигенция, которая боится культурной экспансии и забвения материнской культуры, искусства и национального языка под давлением «китаизации». Также протест вызывает борьба с исламом, которое общественное мнение связывает с влиянием Китая, - говорит М. Олимов.
На нынешнем этапе доминирующим фактором восприятия Китая в Таджикистане является участие республики в китайском проекте Экономического пояса Шелкового пути (ЭПШП), который, безусловно, является главным инструментом экономического влияния Пекина в ЦА. М. Олимов напоминает, что в сентябре 2015 года в Пекине лидеры Таджикистана и КНР подробно обсудили дорожную карту, а также подписали соглашение о совместных шагах по практической реализации китайской инициативы, нацеленной на формирование и укрепление инфраструктурного сотрудничества и совместного развития Республики Таджикистан и КНР в рамках ЭПШП.
- Общественное мнение оценивает идею ЭПШП исключительно положительно. Но одновременно с этим опросы демонстрируют желание населения войти в Евразийский экономический союз (ЕАЭС), так как Таджикистан и Россию связывает огромной поток транснациональной трудовой миграции. На данный момент, несмотря на очень доброжелательное отношение населения Таджикистана к Китаю и к его деятельности в стране, существует четко выраженная ориентация на Россию. Это влияние советского наследия, которое поддерживает трудовой миграцией. Но в то же время эта ориентация практически перестала действовать среди элиты. Сегодня трудно сказать, сможет ли КНР вытеснить Россию с ее места не только в элите, но и в массовом сознании, - отмечает таджикский эксперт.
Таким образом, М. Олимов констатирует, что в общественном сознании Таджикистана до сих пор доминируют компоненты образа Китая, сложившиейся в советскую эпоху, хотя таджикское общество постепенно накапливает знания, впечатления, формирует новые стереотипы о Китае и китайцах, основанные на опыте стремительно развивающихся связей с КНР.
Гораздо более сдержанную оценку места и роли Китая в регионе дают эксперты из Узбекистана – республики, которая, как известно, придерживается стратегии «рационального изоляционизма», оценивая любой формат международного сотрудничества с точки зрения собственных прагматичных интересов. Ведущий научный сотрудник Института стратегических и межрегиональных исследований при Президенте Республики Узбекистан Уткирбек Сиддиков, в частности, отмечает, что наибольший интерес для его страны представляют инфраструктурные проекты, предлагаемые китайской стороной.
- Бесспорно, что отсутствие разветвленных и надежных транспортных и энергетических коридоров, обеспечивающих государствам ЦА выход на международные рынки, во многом сдерживает полноценную интеграцию региона в структуру мирохозяйственных отношений. На фоне этого реализация крупных инфраструктурных проектов в транспортно-коммуникационной сфере, связывающих Центрально-Азиатский регион с мировыми рынками, будет способствовать наращиванию регионального торгово-экономического сотрудничества, привлечению иностранных инвестиций и передовых технологий, развитию промышленной инфраструктуры. Кроме того, строительство автомобильных и железных дорог, связанных с ними логистических центров и других инфраструктурных объектов может стать мощным стимулом для создания дополнительных рабочих мест и, как следствие, увеличения доходов и общественного благосостояния, - подчеркивает узбекский эксперт.
У. Сиддиков отмечает, что в системе двухстороннего и многостороннего сотрудничества Узбекистан отдает приоритет инвестиционной составляющей с целью привлечения прямых иностранных инвестиций и передовых технологий, реализации крупных инфраструктурных проектов и строительства альтернативных маршрутов поставок продукции в различные регионы мира. В качестве одного из таких проектов эксперт назвал железнодорожную линию «Ангрен-Пап» протяженностью 124 километра через труднодоступный перевал Камчик, связывающую Ферганскую долину с остальной частью Узбекистана. В перспективе этот маршрут может стать стратегическим участком кратчайшего транзитного маршрута между крупными рынками Азиатско-Тихоокеанского региона, Европы и Ближнего Востока, поясняет У. Сиддиков.
В то же время узбекский эксперт констатирует определенные подвижки в развитии культурно-гуманитарного сотрудничества между Узбекистаном и Китаем. Так, в сфере образования расширяется обмен студентами, налаживается изучение китайского языка в Узбекистане и узбекского – в Китае. У. Сиддиков, в частности, упоминает тот факт, что в Центральном университете национальностей КНР открыто отделение узбекского языка, а в Пекинском университете иностранных языков налажено преподавание узбекского языка. Помимо этого Центр исследования Узбекистана и образовательных обменов действует в Шанхайском университете.
Продолжая тему сотрудничества в сфере образования стран ЦА и Китая, отметим, что Казахстан за последние десять лет совершил настоящий прорыв в этом направлении. Сегодня он занимает девятую позицию по количеству обучающихся в китайских вузах иностранных студентов. По данным на февраль 2016 года, число казахстанских студентов в КНР составляет 11 764 человека. В их числе 763 студента, обучающихся по государственному обмену в рамках международных договоров, и 24 обладателя президентской стипендии «Болашак». Такие цифры приводит директор Института Конфуция Евразийского национального университета им. Л. Н. Гумилева Сауле Кошанова. Количество казахстанских студентов в китайских вузах в течение прошедшего десятилетия увеличилось в 14 раз. С 2004 по 2014 годы китайские вузы окончили 2 тыс. граждан Казахстана, в том числе 188 «болашаковцев».
http://ia-centr.ru/expert/23767/